Мастер Отсекающий Ненужное
Эксклюзив для ~ Fata Morgana ~
типа_фанфикшен
и да, я понятия не имею, как это дело оформлять.. пейринги, рейтинги, ох-ох.
поэтому просто почитайте, если делать нефиг.
Снейп, виселица и жена. Драма. Ладони холодели. Словно замшелые сырые стены, надвигающиеся с обеих сторон, заразили ее неведомой хворью. Хворью, что пропитала каждый дюйм в этих катакомбах, тюрьме N.
Длинная череда булыжников, неровных, - с них скатывались каблуки, шаг сбивался. Звук шагов гулко следовал эхом впереди и позади нее. Нависший грязный потолок над головой. Резкие повороты бесконечного коридора, ни единой двери, ни ниши, выщербленной в столетнем камне, ни намека на то, что это путешествие когда-либо закончится. Но она рвалась вперед, сбавляя шаг, чтобы не побежать и не упасть.
От сырости рыжие волосы спутались, облепили лицо. Холодной чужой рукой она смахивала их в сторону. Она лишь придет в последний раз припасть к его груди, ласково пригладить черные волосы, оставить легкий поцелуй на веках... Нет, она не знает, что делать! Камера так холодна, а она трясется от озноба и не сможет согреть его... Но если не согреет тело, согреет его душу.
Тиски горя сжали горло. Оступившись вновь, она издает сдавленный хрип, вздыхая, и упирается рукой о стену. Склизкие камни еще гадливее наощупь, чем на вид, но она падает на них спиной и опускает лицо. Светлый плащ покроется черными разводами, но это такая ничтожная плата за последние слезы. Вдруг за следующим поворотом она настигнет свою цель, а ее глаза будут полны предательской влаги. Ему не нужны твои слезы, милая, темная камера не оставила ему ни единого лучика надежды на благой исход. Так захлопни глаза и приди в себя. Ему более не жить, и тебе не жить тоже, но кому станет легче от твоего исхудавшего перекошенного лица... Сглотнув, она отделяется от стены и все увереннее идет к следующему повороту.
Слабый свет. Дуновение сладкого, свежего воздуха.
Ноги уже сами несут вперед, и вперед, и дальше, чем она смогла бы пройти. Нутро немеет от отчаяния, но нет ничего в целом мире, что преградило бы сейчас путь маленькой рыжей женщине. Ни неровности пола, ни затхлый запах нагретой на солнце пыли и плесени, ни давящая на затылок боль будущей утраты. Она видит солнечный свет, белый, словно снег, плывущий из высокого зарешеченного окошка. Под пеленой этого неземного света неясным черным мешковатым силуэтом манит ее обещание свидания. И сердце - сердце разбивается на тысячу осколков, колящих беззащитные, широко открытые глаза доверчиво-синего цвета.
На звук шагов узник поднимает голову и подается вперед. Резкий профиль мелькает в прорехах меж длинными черными волосами, скорбно свисающими к земле. Ее Темный Гений, ее Путь к блаженству, ее Мир, заключенный в одном-единственном Человеке. И одним небесам известно, чего ей стоит и этот ровный шаг, и эта добрая улыбка, и руки, протянутые к нему, не дрогнувшие, не опустившиеся. Ее хрупкое тело сверху донизу пронзает сожаление. О том, как он бледен, что черная рубаха превратилась в рваное тряпье, о том, как унизительно кандалы на истертых запястьях не позволяют ему подняться на ноги, чтобы встретить гостью.
И она опускается на каменный пол, покрывая усталое лицо поцелуями, заключенными внутри нежной счастливой улыбки. Золото рыжих волос в луче солнца меркнет перед светом ее глаз.
- Здравствуй, родной. Комендант позволил мне свидание только сегодня...
- Молчи, - из его груди болезненно исторгся больше стон, чем вздох. Облегчение смешалось с горечью, и два дыхания стали на бесконечное мгновение одним. Такие знакомые прикосновения, родные руки, губы, плечи. Шероховатость кожи, разбуженной близостью, взволнованной мурашками от холода с привкусом солнца. Мягкость тканей, деликатные шорохи которых столь же сладостны, как эта минута без слов.
Она потонула, и этот долгожданный омут почти потопил ее решительность, сорвал блокаду здравого смысла, и подавленный всхлип смогли остановить лишь крепко сжатые зубы. Пальцы искали скулы, бережно раздвигая угольные пряди, спина прогибалась навстречу объятиям. Прозрачное гибкое тело падало вперед, зная, что найдет опору. И когда он заговорил, заглядывая в ее открытое лицо, она улыбалась, храня за рыжеватыми ресницами миллиарды бусинок слез.
- Я хочу, чтобы ты ушла. Нельзя оставаться, уходи сейчас и не думай смотреть! Особняк и распоряжения, что я оставил сэру Локли, обеспечат твою жизнь. Не вороши былое, я молю тебя, не подвергай опасности то, что дает мне силы сейчас. И всегда давало – ты и твое благополучие, дорогая. Будь осторожна. Я сделал все, что мог, но не могу удержать тебя от поспешных решений. Но я должен быть спокоен за будущее. Сейчас я желаю только этого.
От истощения его голос стал каркающим, слова вырывались трудно, быстро, скомканно.
- Хорошо, милый.
Путы отчаяния сильнее стянули сердце. Еще секунда и рухнет бравадное спокойствие. Гулкие удары в груди отсчитывают последнее, что есть у нее. Но она не молчала никогда, и сейчас не время начинать, что бы ни было ценой тишине.
- Я поеду в твой дом, и он станет моим. – она заговорила, и с каждым словом отчаяние отступало от нее на шаг. - Все, что ты хочешь, станет моим. Но не отнимай у меня последних минут и не проси невозможного. Я не уйду, пока могу видеть тебя. Не возражай – это естественно, как рассвет солнца... То, что я буду рядом. Так должно быть и так будет.
- Почему с тобой так трудно спорить, Бельчонок?
Он счастливо смеется, паутинка морщин на щеках и у глаз, которую она успевает поцеловать.
- Потому что я люблю тебя.
Золотистые локоны касаются его небритой щеки. Она припадает к его впалой груди и кладет голову на его плечо, также уютно, как и три зимы подряд, длинными вечерами перед сном. После того, как сумрак окутывал деревья за окном синим покрывалом, а луна подглядывала на их гостиную, она садилась к нему на колени, нежно оглядывала единственно любимые черты и устраивала голову, полную счастливых мыслей, на его плече. Открывала глаза и видела, как языки пламени в камине пляшут фокстрот, закрывала – и предавалась подслушиванию его тайных желаний, читая прикосновения рук мужа по обтянутой шелком спине.
«Ты подарил мне то, чего я не знала. Целый новый мир ярких красок, новых чувств, новых слов. Я знаю, что есть семья, что значит быть собой, отдавая безусловно всю себя во имя мужчины. Ты научил, как быть женой, соратницей, любовницей, ученицей, другом. Ты, не уставая, дарил мне свое время, свои мысли, знания и суждения. Ты показал мне мою жизнь таковой, как она должна быть. Но ты не научил меня жить без тебя... И я не знаю, что такое моя жизнь, и не знаю, как отдать ее, лишь бы ты был жив...»
Неровный свет ложится по углам скорбной комнаты осужденного на смерть. Свет не дотрагивается до двух людей, рассеиваясь пылинками вокруг. Боль пройдет, затупится о твердь времени, беспощадного и безликого. И когда один будет закопан в землю среди тел остальных казненных, их руки будут одинаково очищены от крови, что проливалась на поле боя гонора, ненависти и смрада тщеславия. И любовь, оставленная на земле, выживет ценой бесцветности неба, что не делит людей на хороших и плохих, злых и добрых, достойных жизни или должных умереть.
Маленькая рыжая женщина уйдет через несколько минут, шаги ее будут долгим эхом звучать в его ушах. Она уйдет, чтобы три часа спустя, сдавленная озлобленной беснующейся толпой, в лихорадке, увидеть, как ее мужа покарают через повешение. Она попрощается со счастьем, омоет мостовую слезами потери, но навсегда ее любовь останется невинным призраком под сводами тюрьмы. Там, в камере, где проливается свет на камни – на те камни, что не видели ее медленной мучительной смерти.
Последним обещанием она будет жить. Много лет она будет коротать вечера в тенистом саду за домом. Вначале тихо плакать, а после лишь молиться, степенно перебирая четки из вяза. А маленький сын с глазами своего отца еще долго не узнает, где бывает его веселая мама после того, как споет ему колыбельную и потушит свет в спальне.
p.s.:
странно, я была уверена, что выкладывала сие на дневник. оказалось, пронесло. но ничего новее я не написала, не обессудьте.
признаю и посыпаю голову пеплом - хуйня, а не фанфик. текст был мною правлен пару минут назад, но сути эти манипуляции не поменяли. ЭТО интересно разве что мне, ибо в моей голове есть полная картина, что в свою очередь тоже может доставлять удовольствие исключительно своему создателю.
если вы прочитали, приходите за компенсацией. я думаю, что вот сейчас вы потратили свое время... мне в угоду, что ли. даст Бог, чтобы вам было хотя бы приятно от стилистики и прочей составляющей "произведения".... пока мне нечем гордиться. я посты на ролевую писала получше.
еще пожалуй помолюсь напоследок:
силы небесные, дайте этой ебанутой чудачке хоть одно дело довести до конца. амен.
типа_фанфикшен
и да, я понятия не имею, как это дело оформлять.. пейринги, рейтинги, ох-ох.
поэтому просто почитайте, если делать нефиг.
Снейп, виселица и жена. Драма. Ладони холодели. Словно замшелые сырые стены, надвигающиеся с обеих сторон, заразили ее неведомой хворью. Хворью, что пропитала каждый дюйм в этих катакомбах, тюрьме N.
Длинная череда булыжников, неровных, - с них скатывались каблуки, шаг сбивался. Звук шагов гулко следовал эхом впереди и позади нее. Нависший грязный потолок над головой. Резкие повороты бесконечного коридора, ни единой двери, ни ниши, выщербленной в столетнем камне, ни намека на то, что это путешествие когда-либо закончится. Но она рвалась вперед, сбавляя шаг, чтобы не побежать и не упасть.
От сырости рыжие волосы спутались, облепили лицо. Холодной чужой рукой она смахивала их в сторону. Она лишь придет в последний раз припасть к его груди, ласково пригладить черные волосы, оставить легкий поцелуй на веках... Нет, она не знает, что делать! Камера так холодна, а она трясется от озноба и не сможет согреть его... Но если не согреет тело, согреет его душу.
Тиски горя сжали горло. Оступившись вновь, она издает сдавленный хрип, вздыхая, и упирается рукой о стену. Склизкие камни еще гадливее наощупь, чем на вид, но она падает на них спиной и опускает лицо. Светлый плащ покроется черными разводами, но это такая ничтожная плата за последние слезы. Вдруг за следующим поворотом она настигнет свою цель, а ее глаза будут полны предательской влаги. Ему не нужны твои слезы, милая, темная камера не оставила ему ни единого лучика надежды на благой исход. Так захлопни глаза и приди в себя. Ему более не жить, и тебе не жить тоже, но кому станет легче от твоего исхудавшего перекошенного лица... Сглотнув, она отделяется от стены и все увереннее идет к следующему повороту.
Слабый свет. Дуновение сладкого, свежего воздуха.
Ноги уже сами несут вперед, и вперед, и дальше, чем она смогла бы пройти. Нутро немеет от отчаяния, но нет ничего в целом мире, что преградило бы сейчас путь маленькой рыжей женщине. Ни неровности пола, ни затхлый запах нагретой на солнце пыли и плесени, ни давящая на затылок боль будущей утраты. Она видит солнечный свет, белый, словно снег, плывущий из высокого зарешеченного окошка. Под пеленой этого неземного света неясным черным мешковатым силуэтом манит ее обещание свидания. И сердце - сердце разбивается на тысячу осколков, колящих беззащитные, широко открытые глаза доверчиво-синего цвета.
На звук шагов узник поднимает голову и подается вперед. Резкий профиль мелькает в прорехах меж длинными черными волосами, скорбно свисающими к земле. Ее Темный Гений, ее Путь к блаженству, ее Мир, заключенный в одном-единственном Человеке. И одним небесам известно, чего ей стоит и этот ровный шаг, и эта добрая улыбка, и руки, протянутые к нему, не дрогнувшие, не опустившиеся. Ее хрупкое тело сверху донизу пронзает сожаление. О том, как он бледен, что черная рубаха превратилась в рваное тряпье, о том, как унизительно кандалы на истертых запястьях не позволяют ему подняться на ноги, чтобы встретить гостью.
И она опускается на каменный пол, покрывая усталое лицо поцелуями, заключенными внутри нежной счастливой улыбки. Золото рыжих волос в луче солнца меркнет перед светом ее глаз.
- Здравствуй, родной. Комендант позволил мне свидание только сегодня...
- Молчи, - из его груди болезненно исторгся больше стон, чем вздох. Облегчение смешалось с горечью, и два дыхания стали на бесконечное мгновение одним. Такие знакомые прикосновения, родные руки, губы, плечи. Шероховатость кожи, разбуженной близостью, взволнованной мурашками от холода с привкусом солнца. Мягкость тканей, деликатные шорохи которых столь же сладостны, как эта минута без слов.
Она потонула, и этот долгожданный омут почти потопил ее решительность, сорвал блокаду здравого смысла, и подавленный всхлип смогли остановить лишь крепко сжатые зубы. Пальцы искали скулы, бережно раздвигая угольные пряди, спина прогибалась навстречу объятиям. Прозрачное гибкое тело падало вперед, зная, что найдет опору. И когда он заговорил, заглядывая в ее открытое лицо, она улыбалась, храня за рыжеватыми ресницами миллиарды бусинок слез.
- Я хочу, чтобы ты ушла. Нельзя оставаться, уходи сейчас и не думай смотреть! Особняк и распоряжения, что я оставил сэру Локли, обеспечат твою жизнь. Не вороши былое, я молю тебя, не подвергай опасности то, что дает мне силы сейчас. И всегда давало – ты и твое благополучие, дорогая. Будь осторожна. Я сделал все, что мог, но не могу удержать тебя от поспешных решений. Но я должен быть спокоен за будущее. Сейчас я желаю только этого.
От истощения его голос стал каркающим, слова вырывались трудно, быстро, скомканно.
- Хорошо, милый.
Путы отчаяния сильнее стянули сердце. Еще секунда и рухнет бравадное спокойствие. Гулкие удары в груди отсчитывают последнее, что есть у нее. Но она не молчала никогда, и сейчас не время начинать, что бы ни было ценой тишине.
- Я поеду в твой дом, и он станет моим. – она заговорила, и с каждым словом отчаяние отступало от нее на шаг. - Все, что ты хочешь, станет моим. Но не отнимай у меня последних минут и не проси невозможного. Я не уйду, пока могу видеть тебя. Не возражай – это естественно, как рассвет солнца... То, что я буду рядом. Так должно быть и так будет.
- Почему с тобой так трудно спорить, Бельчонок?
Он счастливо смеется, паутинка морщин на щеках и у глаз, которую она успевает поцеловать.
- Потому что я люблю тебя.
Золотистые локоны касаются его небритой щеки. Она припадает к его впалой груди и кладет голову на его плечо, также уютно, как и три зимы подряд, длинными вечерами перед сном. После того, как сумрак окутывал деревья за окном синим покрывалом, а луна подглядывала на их гостиную, она садилась к нему на колени, нежно оглядывала единственно любимые черты и устраивала голову, полную счастливых мыслей, на его плече. Открывала глаза и видела, как языки пламени в камине пляшут фокстрот, закрывала – и предавалась подслушиванию его тайных желаний, читая прикосновения рук мужа по обтянутой шелком спине.
«Ты подарил мне то, чего я не знала. Целый новый мир ярких красок, новых чувств, новых слов. Я знаю, что есть семья, что значит быть собой, отдавая безусловно всю себя во имя мужчины. Ты научил, как быть женой, соратницей, любовницей, ученицей, другом. Ты, не уставая, дарил мне свое время, свои мысли, знания и суждения. Ты показал мне мою жизнь таковой, как она должна быть. Но ты не научил меня жить без тебя... И я не знаю, что такое моя жизнь, и не знаю, как отдать ее, лишь бы ты был жив...»
Неровный свет ложится по углам скорбной комнаты осужденного на смерть. Свет не дотрагивается до двух людей, рассеиваясь пылинками вокруг. Боль пройдет, затупится о твердь времени, беспощадного и безликого. И когда один будет закопан в землю среди тел остальных казненных, их руки будут одинаково очищены от крови, что проливалась на поле боя гонора, ненависти и смрада тщеславия. И любовь, оставленная на земле, выживет ценой бесцветности неба, что не делит людей на хороших и плохих, злых и добрых, достойных жизни или должных умереть.
Маленькая рыжая женщина уйдет через несколько минут, шаги ее будут долгим эхом звучать в его ушах. Она уйдет, чтобы три часа спустя, сдавленная озлобленной беснующейся толпой, в лихорадке, увидеть, как ее мужа покарают через повешение. Она попрощается со счастьем, омоет мостовую слезами потери, но навсегда ее любовь останется невинным призраком под сводами тюрьмы. Там, в камере, где проливается свет на камни – на те камни, что не видели ее медленной мучительной смерти.
Последним обещанием она будет жить. Много лет она будет коротать вечера в тенистом саду за домом. Вначале тихо плакать, а после лишь молиться, степенно перебирая четки из вяза. А маленький сын с глазами своего отца еще долго не узнает, где бывает его веселая мама после того, как споет ему колыбельную и потушит свет в спальне.
p.s.:
странно, я была уверена, что выкладывала сие на дневник. оказалось, пронесло. но ничего новее я не написала, не обессудьте.
признаю и посыпаю голову пеплом - хуйня, а не фанфик. текст был мною правлен пару минут назад, но сути эти манипуляции не поменяли. ЭТО интересно разве что мне, ибо в моей голове есть полная картина, что в свою очередь тоже может доставлять удовольствие исключительно своему создателю.
если вы прочитали, приходите за компенсацией. я думаю, что вот сейчас вы потратили свое время... мне в угоду, что ли. даст Бог, чтобы вам было хотя бы приятно от стилистики и прочей составляющей "произведения".... пока мне нечем гордиться. я посты на ролевую писала получше.
еще пожалуй помолюсь напоследок:
силы небесные, дайте этой ебанутой чудачке хоть одно дело довести до конца. амен.
благодарю Вас.
@темы: многобукоф, печеньки
Видно, конечно, что картина неполная... но эпизод описан правда здорово. Чувственно, напряженно, надрывно.
Мне интересен период их сближения. Процесс "переключения" Снейпа с Лили на другого человека. Как это происходило - моментами, рывками, эпизодами... В общем, если вздумаешь написать начало - прочитаю с удовольствием, да ))
а еще у меня дежа вю, ибо я с полгода назад сама для себя отписывала очень похожую в общих чертах сцену про одного моего персонажа и его пару - там девушка тоже приходила к любимому в камеру смертников, и затем присутствовала на казни... о0
Фендом укажи... *стонет* И действующих лиц.
а сюжетец-то замыленный, поэтому мне и стыдно.
Piper Bernadotte научи, о, великий !!!
моя сценка была придумана году так... э... в 2003-2004.. о0
и как ты такое помнишь....склероз крепчал, деревья гнулись ©~ Fata Morgana ~ ну и слава богу, что вам пока интересно-с
alucard.forum24.ru/?1-20-0-00000148-000-0-0-122...
не помню, ниче не помню......Вот теперь-то я понял, что значит вечно хотеть зла и совершать благо)